Я представляла себя сидящей на деревянном мостике, наблюдающей как рушится огромное здание. Огромный небоскрёб, поднимая облако пыли, складывается, как карточный домик. Стены сползают вниз, лопаются стекла, грандиозное здание превращается в груду строительного мусора. Только я не слышала шума, как будто меня и эту громадную постройку разделяло звуконепроницаемое стекло. В ушах пульсировала кровь, и это было всё, что я слышала.
   Так вот каково это - когда твоя жизнь рушится у тебя на глазах. Понимаешь, что ничего сделать не в силах, просто стоишь и смотришь, уже не боясь, понимая, что необратимое произошло, уже не паникуя, но еще не впадая в уныние, потому что осознание того, что всё кончено, еще не пришло. Время как будто замирает на несколько мгновений, позволяя тебе придти в себя, звуки, запахи, ничто не проникает в твой маленький мир, превратившийся в маленькую обсерваторию.
   А потом тебя вырывает из вакуума обратно, в мир звуков, красок и запахов, как будто выныриваешь из-под воды, и теперь ты готова реагировать. Плакать, кричать, драться, если пожелаешь.
   Но мне не хотелось реагировать, мне хотелось обратно в мир без чувств и мыслей. Во второй раз меня туда не пустили.
И, задыхаясь от дыма, я снова и снова прокручивала в голове последние минуты моей жизни.

- Избавьтесь от неё, - услышала я резкий голос с итальянским акцентом, и вот сильные руки подхватили меня, лишив при этом заклинанием способности звать на помощь, и куда-то поволокли.
- Это должно выглядеть как несчастный случай, - бросил последнее указание всё тот же голос, и вот я уже оказалась на улице.
   Едва успев осознать это, я почувствовала знакомый рывок и мы аппарировали, через мгновение оказавшись рядом с моим домом.
   Обездвижив меня заклинанием, для верности наложив еще и связывающие чары, двое положили меня на диван и прошли на кухню. Там они открыли газ. Да, то, что я жила в доме родителей, сыграло им на руку. Я видела, как один из них поджег лежащее рядом с плитой полотенце, еще какие-то вещи, а дальше огонь уже начал самостоятельное путешествие. Вся мебель на кухне была из дерева.
   Всё, что я могла – это мысленно насылать на них проклятия.
   Через несколько минут, убедившись, что огонь начал распространяться по кухне, двое покинули мой дом, оставив меня умирать. На помощь соседей можно было не рассчитывать – мерзавцы наверняка произнесли заклинание, и пожар в доме станет заметен, лишь когда уже некого будет спасать.

   Дым наполнил гостиную и мои глаза заслезились от едкого дыма. Но это было не самое страшное – больше всего меня пугала мысль о том, что вскоре огонь доберется до меня, и я сгорю заживо. Я МЕЧТАЛА о том, чтобы всё прекратилось как можно скорее, меня знобило, желудок скручивало от страха. От страха не перед смертью, перед болью.
   Надеяться на то, что обездвиживающие заклинания, наложенные на меня, прекратят действовать, было глупо. Эти головорезы уже не в первый раз проделывали подобную операцию, и шансов спастись у меня не было.
   Огонь подбирался все ближе и ближе, мне было жарко, и я не могла дышать. Я чувствовала, что задыхаюсь и сознание постепенно ускользает от меня. Подумав, что оно и к лучшему, я постаралась отключиться совсем, но жар огня жёг мое лицо, и ничего не выходило.
   Тут мне пришла в голову мысль о том, что газовый баллон, установленный на кухне, должен взорваться, и тогда все мои мучения закончатся. Мысль об этом завладела моим сознанием, и только спустя какое-то время я осознала, что слышу неясный грохот где-то наверху. Сперва я подумала, что это обваливается дом, но потом поняла, что огонь разошелся еще не настолько сильно, а дом был не таким хрупким. Вдруг, после особенно громкого удара, я услышала отчаянное мяуканье. Косолапус! Бедненький, он был заперт наверху в моей комнате.  

   Неужели он смог выбить дверь? Он был, конечно, крупным котом, но не настолько.
   Но все мои сомнения развеялись, когда передо мной мелькнул рыжий хвост.
   Внезапно я почувствовала, как теплое пушистое тело Косолапуса прижалось ко мне.
   «Косолапус, беги отсюда, ты можешь убежать! Иначе мы сгорим вместе!» - мысленно кричала я, но кот лишь пытался удобнее расположиться рядом со мной.
   Глупое животное!
   И вдруг… я не сразу осознала, что произошло, но в следующий момент я почувствовала, что могу двигаться.
   Сперва оторопев, я медленно поднялась и уставилась на Косолапуса. Тот смотрел на меня умными глазами, а потом как будто улыбнулся. Наверное, это сказалось отравление угарным газом, потому что коты, как известно, не улыбаются, но, клянусь, мне показалось, что он сделал именно это.
   Спохватившись, я схватила Косолапуса и побежала к французским окнам, выходящим в сад, так как путь к парадному входу и черному, находящемуся на кухне, был перекрыт огнем. Схватив массивный стул, я разбила окно и выскочила на свежий воздух, крепко сжимая в руках своего маленького спасителя. Оказавшись на улице, я отошла от дома, и упала на траву. Косолапус сел рядом и уставился на горящий дом. Услышав крики, я поняла, что соседи уже увидели пожар.
   Но только я успела подумать о том, что они, возможно, могли бы успеть спасти меня, как раздался оглушительный взрыв.
   «Газ», - единственная мысль, которая успела пронестись в моем мозгу, прежде, чем я почувствовала ужасающую боль. Французские окна, сперва показавшиеся мне спасением, разбились вдребезги, и множество осколков вонзились в моё лицо и тело.
   Слава Небесам, я всё-таки отошла на почтительное расстояние, и мне достались лишь некоторые небольшие кусочки. Останься я рядом с домом – и мерзавцы, что подожгли дом, добились бы своей цели.
Плача от боли, я побрела в неизвестном направлении, каким-то шестым чувством ощущая, что Косолапус идет рядом.
   Сколько я так шла – не знаю. Все мысли и чувства сконцентрировались на кусочках стекла в моем теле. Почему-то я боялась доставать их, у меня было какое-то глупое ощущение, что они, словно пробки, не дают моей крови вылиться, а стоит мне извлечь стекло, и раны закровоточат с такой силой, что я не смогу дойти… хотя бы куда-нибудь…
   Вскоре я осознала, что иду за Косолапусом. Он вел меня словно на невидимом поводке, и у меня не возникло и мысли ослушаться его молчаливого приказа.
   Спустя какое-то время, мы оказались у больницы. Косолапус, свернувшись в клубочек, улегся рядом с клумбой, всем своим видом показывая, что он свой долг выполнил. Я, ни о чем не задумываясь, вошла в здание. Как только меня увидели в приемной, сразу же поднялся невыносимый шум. Кто-то аккуратно взял меня за руку, куда-то подтолкнул, и вот я уже в светлой комнате, настолько светлой, что режет глаза. Со мной что-то делали, я не помню ничего.   

   Очнулась уже в палате, обработанная, зашитая, перевязанная и ко всему безразличная. Видимо, действовали медикаменты.
   Ко мне подошел доктор и справился о моем здоровье.
- Спасибо, я прекрасно себя чувствую, - ответила я.
- Это очень хорошо, мисс… как ваше имя?
   Я закрыла глаза, потом медленно открыла.
- Элинор Дэшвуд, - ответила я, назвав первое имя, пришедшее в голову.
- За-ме-ча-тель-но, - проговорил доктор, записывая мое имя, - Итак, теперь поподробнее о вашем самочувствии. Есть болевые ощущения?
   Я покачала головой.
- Как шрамы?
- Шрамы? – руки непроизвольно дернулись к лицу и я почувствовала кончиками пальцев два рубца – один ото лба, по виску, и до скулы, второй пересекал нижнюю челюсть.
   Резкое движение отдалось болью в плече, груди и ребрах. Я поняла, что шрамы у меня не только на лице.
   Слезы начали собираться в уголках глаз, и врач поспешно сказал:
- Швы еще не сняли, поверьте, в результате все окажется не так страшно, как вы себе воображаете.
Я кивнула, чувствуя, что слезы покатились по щекам.
- Ну-ну, не нужно плакать. Всё самое страшное позади. Сестра!
Я почувствовала, как кто-то бережно взял мою руку и вколол лекарство. Через несколько минут я погрузилась в сон.

----------------------------------------------------

   Врач оказался прав, со временем шрамы немного зажили, и стали выглядеть не так устрашающе, как вначале. Хотя смотреться в зеркало лишний раз мне все равно не хотелось – брови и ресницы обгорели, и лицо из-за этого выглядело по-настоящему пугающе.
Через несколько дней меня отпустили домой. Выходя из больницы, я увидела Косолапуса. Он спал под каким-то кустом, но стоило мне выйти на улицу, как его огромные желтые глаза распахнулись, и он, потянувшись, потрусил ко мне. Как только он подошел ближе, я схватила его на руки и крепко стиснула в объятиях.

   Так, стоя посреди улицы, прижимая к себе кота, я испуганно озиралась по сторонам. Я не знала куда идти, не знала, что мне теперь делать.
Вдруг, представилось, что про меня снимают фильм. Я увидела себя в кадре: страшная девочка без ресниц и бровей, с большими испуганными глазами, как последнюю надежду сжимает в объятиях огромного рыжего кота, - так дети обычно держат плюшевых медведей, - и никого рядом.
Камера отдаляется. Затемнение.